Экономист Нуриэль Рубини, известный тем, что предсказал финансовый кризис 2008 года, в интервью Forbes поделился своими ожиданиями в мировой экономике в ближайшие 3-5 лет.
-Как бы вы оценили ситуацию в Китае, где их крупнейшему застройщику Evergrande грозит банкротство и его сравнивают с Lehman Brothers, крах которого привел к мировому финансовому кризису?
— Сравнивать проблемы Evergrande c крахом Lehman Brothers — это преувеличение. У Китая действительно есть проблема высокой долговой нагрузки, и он пытается ее решить. Сложность в том, что для того, чтобы сохранять рост на уровне 6%, Китаю нужно наращивать инвестиции, что увеличивает долговую нагрузку. В результате властям приходится балансировать между проблемами долгов и необходимостью поддерживать рост. Но я думаю, что Китай способен справиться с этой проблемой. Во-первых, государство поддерживает сравнительно низкие уровни дефицита и долга, поэтому может частично взять на себя потери. Во-вторых, Китай контролирует движение капитала, так что коллапс, вызванный оттоком капитала и кризисом платежей, маловероятен.
— Но Evergrande — это крупная компания, банкротство которой может привести к серьезным проблемам для всего девелоперского сектора.
— Да, это проблема не только Evergrande, существует много компаний, которые набрали слишком много долгов и построили слишком много объектов. В области недвижимости, в частности коммерческой недвижимости, сейчас избыток предложения. Какие-то потери неизбежны, но Китай не позволит, чтобы ситуация с Evergrande вызвала хаос на рынке. Правда, поскольку на долю сектора недвижимости приходится порядка 30% ВВП, снижение уровня кредитования в секторе может повлечь за собой замедление роста всей экономики страны. Это, в свою очередь, снизит спрос со стороны Китая на руду, металлы и другое сырье, что, конечно, отразится на мировой экономике. Но масштабного кризиса проблемы Evergrande не вызовут, это будет управляемое падение
— Значит, мировой кризис, который вы предсказываете, придет не из Китая. А в целом он будет похож на кризис 2008 года? В чем отличия?
— Я не утверждаю, что мировой финансовый кризис грянет завтра. Я только говорю об уязвимостях разного типа — экономических, финансовых, — которые накапливаются и могут привести к кризису в ближайшие несколько лет. Кризис, связанный с пандемией коронавируса, отличается от мирового финансового кризиса по ряду признаков. Во-первых, пандемия вызвала синхронное замедление экономического роста во всем мире. В 2008 году все началось с ипотечного кризиса в США и только потом распространилось на другие страны. Кроме того, коронавирус вызвал резкий спад предложения. Еще одно отличие в том, что мировой финансовый кризис вызвал спад спроса, кредитный кризис и дефляцию. А в этот раз правительства активно использовали денежные, кредитные и финансовые инструменты для стимулирования экономики, поэтому восстановление было очень мощным. При этом из-за сбоев в глобальных цепях поставок возникла проблема инфляции. Сначала выросли цены на товары, потом — на сырье, сейчас мы видим рост цен на продукты. А когда сектор услуг полноценно заработает после локдауна, мы увидим повышение цен и там.
— Некоторые говорят, что это рефляция — рост цен, который говорит о восстановлении и росте экономики.
— Проблема как раз в том, что роста нет. Скорее, можно говорить об умеренной стагфляции. Начиная с III квартала, инфляция происходит на фоне снижения роста. Частично это связано с появлением дельта-штамма коронавируса, который вызвал сбои в поставках товаров, услуг и рабочей силы. В итоге у нас низкий рост и высокая инфляция. Оптимистично настроенные аналитики говорят, что это временное явление — как только дельта-штамм схлынет, рост усилится, а инфляция замедлится. Но я вижу структурные причины для роста уровня инфляции в мировой экономике в среднесрочной перспективе. Уже сейчас этот тренд проявляется в США, Европе, России, Турции, на развивающихся рынках. Я считаю, что это не временное переходное явление. Это начало роста глобальной инфляции, которая будет продолжаться несколько лет.
— Вы не думаете, что происходит экспорт инфляции — США за счет своей политики количественного смягчения раздувают цены, а эффект от этого ощущают на себе потребители в других странах, включая Россию?
— Не уверен, что причины для инфляции в России, Турции или Бразилии надо искать в монетарной политике США. Конечно, либеральная денежно-кредитная политика в развитых экономиках приводит к росту цен на сырье, товары и сельскохозяйственную продукцию во всем мире. Но при этом в разных странах присутствуют и специфические для них факторы, способствующие инфляции. Например, в России это падение мировых цен на нефть, которое привело к снижению курса рубля. Слабая валюта, конечно, влечет за собой импорт инфляции, которую Центробанк пытается контролировать с помощью изменений процентной ставки. То есть к инфляции в каждой стране ведет сочетание внутренних и внешних факторов.
— Вы говорите о проблеме долгов и долговой ловушке. На этой неделе в США опять обсуждают повышение потолка госдолга. Его ведь снова повысят?
— Я бы отделил глобальную проблему роста частных и государственных долгов на протяжении последних 20-30 лет от конкретной ситуации вокруг повышения потолка госдолга США. У нас действует странное правило, которое требует каждые несколько лет при возникновении дефицита бюджета повышать потолок госдолга, чтобы продолжать занимать деньги. При этом рынок вполне позволяет США занимать огромные суммы денег. Это исключительно политическая игра — демократы и республиканцы вечно спорят по поводу этого потолка. Для меня это нечто вроде театра кабуки. Никто в реальности не верит в возможность дефолта по долгам США. В итоге они, конечно, достигнут какого-то компромисса и повысят потолок госдолга.
— В чем опасность проблемы роста мирового долга и во что она может вылиться?
— В 2019 году сумма частных и государственных долгов составляла около 220% ВВП, сейчас это 360% ВВП, а в развитых экономиках — 420% ВВП, и эти показатели растут. Этот долг пока довольно легко обслуживать, потому что краткосрочные процентные ставки в развитых странах — нулевые или отрицательные. Сложно сказать, как эта ситуация разрешится. Маловероятно, что правительства будут сокращать расходы — это чревато социальными проблемами. Наоборот, пандемия вынуждает увеличивать расходы. Налоги тоже навряд ли будут повышать.
Это трудно с политической точки зрения и снижает привлекательность инвестиций в частный бизнес. Поэтому бюджетный дефицит останется на высоком уровне. Вероятнее всего, центробанки пойдут по пути наименьшего сопротивления и будут продолжать монетизировать долги. Это значит, они будут перекрывать дефицит бюджета за счет количественного смягчения и других инструментов. Такие действия приводят к росту инфляции, которая, в свою очередь, снижает реальную величину госдолга. Центробанки сейчас находятся в долговой ловушке, когда долги слишком высокие, а ужесточение кредитно-денежной политики может привести к кризису. Поэтому я боюсь, что постепенно — не внезапно, это произойдет постепенно — мы окажемся в мире с очень высокой инфляцией.
— Когда лопнет этот долговой пузырь, как долго он еще может продолжать надуваться?
— Это не может продолжаться бесконечно. В ближайшее время нас ждет инфляция на фоне замедления роста из-за дефицита предложения, деглобализации, распада глобальных цепей поставок, старения населения, ограничений миграции с юга на север и из бедных стран в богатые и ухудшения отношений между Китаем и США. Кроме того, пандемия нарушает цепи поставок, глобальное потепление увеличивает стоимость производства, а кибервойны вынуждают повышать расходы на защиту от кибератак. Все это может привести к тому, что я называю стагфляционным долговым кризисом. У нас будет стагфляция, процентная ставка повысится из-за инфляции, и некоторые правительства и целые секторы экономики могут объявить дефолт.
— Когда это может произойти?
— Кризис может случиться в ближайшие 3-5 лет. Причем это общемировая проблема. Конечно, есть более сильные и более слабые страны, но в итоге глобальная инфляция и долговой кризис затронут всех.
