Счастье трудное – трудовое 279
80 лет назад была опубликована повесть Габидена Мустафина «Шыганак»
На гребне конфликтов эпохи
Появление книги, посвященной просоводу-новатору, в год Великой Победы – факт сам по себе довольно примечательный. И социальная направленность повести в соотношении со временем ее выхода в свет угадывается без труда: рекорды Шыганака Берсиева, его упорство и настойчивость, бережное отношение к народному добру и преданная любовь к Родине, которая понимается как глубоко личное чувство широкого общественного охвата, – словом, все то, что определяло в главном и существенном его жизненный путь, автор проецировал в будущее, вдохновляя своих земляков силой примера. Послевоенное восстановление страны требовало не меньшего напряжения человеческих сил, чем изнуряющие бои, и фронтовики, не снимая шинелей, возвращались к мирному труду, к станкам и пашням, тракторам и комбайнам, школьным кабинетам и угольным шахтам.
Образ Шыганака, созданный Мустафиным, стал одной из наиболее значительных творческих удач как самого писателя, так и всей казахской литературы в целом. Жизненность этого образа, вышедшего за рамки индивидуальной судьбы и ставшего, по сути, олицетворением возвышенного отношения к труду, даровала ему высокое право вести за собой людей, воодушевлять их на подвиги и свершения. С появлением повести «Шыганак» в пору своего расцвета вступило массовое берсиевское движение просоводов, борющихся за высокие урожаи. К примеру, в 1947 году, как свидетельствовал известный советский писатель и путешественник Геннадий Фиш, одна только Актюбинская область насчитывала 700 берсиевских звеньев. А крупный ученый-агроном, директор КазСХИ Аубакир Жуматов писал: «Работа Берсиева приобретает огромное значение еще и потому, что, следуя его примеру, высоких урожаев проса добились многие просоводы… Берсиевское движение является одним из замечательных явлений в истории мирового земледелия. Урожай в 100 и более центнеров проса с одного гектара на довольно больших площадях не был известен ни в одной стране самого высокоразвитого культурного земледелия».
Участвовать в преображении страны своим литературным трудом – может ли быть большее счастье для писателя, не представляющего свою жизнь в отрыве от нужд Родины? Создавая книгу о видном новаторе, Габиден Мустафин и сам был новатором, закладывавшим основы производственного жанра в казахской литературе. О замысле своего произведения писатель говорил так: «В 1938 году, сразу же после приезда в Алма-Ату, я сел за роман «Жизнь и смерть», где описывал знакомые, понятные мне картины из жизни рабочих, вместе с которыми приходилось трудиться. Затем переключился на «Шыганака Берсиева» (несколько раз повесть издавалась под таким названием. – Авт.), хотел воссоздать дух периода коллективизации. Писал с огромной отдачей и любовью. Во время коллективизации я сталкивался с очковтирательством, перегибами, разного рода нарушениями. Понимая их несостоятельность, старался донести эту мысль до читателя… В повести «Шыганак Берсиев» я смог выразить свое личное отношение к тому времени. Невозможно стать писателем, если у тебя нет собственного мнения и убеждения. При написании книги стараюсь устами персонажа выразить нужную конкретную идею. В образе умудренного старца Шыганака, знающего жизнь и влюбленного в труд, я стремился сконцентрировать лучшие качества моего народа».
В «Шыганаке» Мустафин творчески развил центральную тему казахской литературы – тему аула, в жизни которого наиболее ярко и рельефно проявились масштабные социальные преобразования, качественно изменившие характер человеческих взаимоотношений. Обращение писателя к этой теме обусловлено не только вниманием к личности главного героя повести, но и объективными историческими условиями, ведь нигде борьба нового и отжившего не проходила так ожесточенно, как в крестьянской среде. Свои новаторские решения Шыганак отстаивает, преодолевая сопротивление закостенелых традиционалистов, тайных и явных противников прогресса, которые с легкостью идут на предательство родного народа ради собственных интересов. Нравственным антиподом трудолюбивого просовода выступает районный гидротехник Токен, всячески саботировавший работу Шыганака и его товарищей.
Представ перед читателем с жалобами на «новые, во многом непонятные ему порядки», этот бывший кулак, прежде «эксплуатирующий окрестных русских и казахских бедняков», окончил свой путь скрытым пособником фашистов, решившим убить Шыганака, чтобы прервать поставку проса для нужд Красной армии. В разговоре с бандитом Ахметом, руками которого Токен стремился расправиться с неугодным просоводом и другими колхозными активистами, он говорит: «Царское правительство пользовалось услугами лучших людей каждой нации, и фашисты не уйдут далеко от этой дороги. Они поневоле будут опираться на токенов и на ахметов… И вот этот фашист уже подходит. Мы должны показать ему наше сочувствие и встретить его достойно». Несколькими фразами Мустафин разоблачает нравственную сущность Токена, угодника и приспособленца, чье неверие в трудовые силы родного народа в конце концов смыкает его с прямым врагом.
Вообще, глубина социальных и межличностных конфликтов составляет одну из самых привлекательных черт повести. Внимание Мустафина к производственным процессам и точность в их изображении не только не притупляет, а, наоборот, подчеркивает, выделяет, масштабирует эти конфликты. И здесь мы можем остановиться на одной из ключевых проблем производственного жанра. С момента своего зарождения он был наиболее тесно связан с современностью, с творческими поисками простых тружеников, чьи рабочие усилия, порой невидимые стороннему взгляду, являются первоосновой непрерывного движения и нормального функционирования всего общественного организма.
Ведущие позиции производственных романов и повестей в советской литературе были обусловлены ее централизацией на образе человека труда – символа и строителя новой жизни, наследника рабочей славы предшествующих поколений. В своем выступлении на Первом всесоюзном съезде советских писателей Максим Горький справедливо отметил, что сюжетообразующим центром подобных произведений должна быть неразрывная и, если так можно выразиться, взаимооборотная связь между трудом, организующим человека, и человеком, организующим труд.
Вместе с тем еще до съезда отчетливо проявилась негативная тенденция к утилитарному сужению тематического охвата и выхолащиванию психологической углубленности произведений на производственную тематику, вследствие чего им стала отводиться роль наглядных иллюстраций к экономическим кампаниям и государственным решениям. В конце 40-х – начале 50-х годов производственные романы и повести низкого художественного уровня стали одним из основных рассадников так называемой теории бесконфликтности, окончательно переместив центр своего внимания с человека на его орудия труда, на выключенный из общественной жизни, обезличенный и самодовлеющий коллектив, на описание производственных процессов как таковых. О ненастоящности надуманных конфликтов и дутом пафосе подобных произведений прекрасно сказал в своем романе «Ангара» писатель Франц Таурин: «Все закончилось как в правильном производственном романе. К общему благополучию и удовольствию».
Судьба человека
Повесть «Шыганак» можно и нужно рассматривать в тесной связи с такими знаковыми произведениями, как «Журбины» Всеволода Кочетова, «Строговы» Георгия Маркова, «Жатва» Галины Николаевой, стремившимися вернуть производственный жанр на тот высокий уровень, который задали ему сочинения Федора Гладкова, Александра Малышкина, Николая Ляшко и Юрия Крымова. В свою очередь Мустафин следовал традициям Сакена Сейфуллина, Ильяса Жансугурова и Беимбета Майлина, впервые в казахской литературе изобразивших жизнь трудовых коллективов.
Заочно споря с теми, для кого заздравные резолюции и лишенный творческой одухотворенности труд дороже судьбы рабочего человека, Мустафин словами Шыганака говорит: «Ни Уил, ни машина сама не сделают ничего. Уход за уильской землей нужен особый и зерно для нее особое. Кто сумел бы найти подход к этим землям, тот создал бы горы проса и превратил бы степи в поля…» Разворачивая перед читателем масштабные картины сельскохозяйственных работ, в центре своего внимания писатель всегда держит человека – будь то сам Шыганак или его товарищ и ученик Олжабек, агроном Сергей, благодаря которому о новаторских подходах колхозников «Курмана» узнает президент ВАСХНИЛ Трофим Лысенко, или внимательный и чуткий секретарь обкома Василий Шубин, полюбившие друг друга бригадиры Амантай и Жанбота или будущий предатель Токен и председатель райисполкома краснобай Ержан.
В отношении к родной земле и преображающему ее труду раскрываются духовные устремления героев повести. Возделывая степь, казавшуюся непригодной для земледелия, Шыганак и другие колхозники формируют собственный характер, закаляют его, бескомпромиссно отстаивают собственные убеждения, учатся взаимопомощи и постигают азы той высокой формы человеческих отношений, которая зовется трудовым товариществом. Здесь хочется особо отметить один из центральных конфликтов повести – спор между Шыганаком и агрономом Сергеем вокруг удобрений и методов обработки земли. Если Шыганак категорически против того, чтобы удобрять просо навозом, считая, что это сделает зерно «нечистым», то Сергей не согласен с использованием катка для укатывания пашни. Совместный труд примиряет их:
«Сергей, взвесив на колхозных весах захваченное просо, сел на лошадь и поскакал догонять выехавших на другие поля Ермагамбета, Карибая и Шангирея. Он вернул их, и теперь все скакали к Шыганаку. У просяного поля они соскочили с коней и пошли пешком, впереди всех – агроном, позади – Шангирей.
– Рекорд! Рекорд! – кричали они наперебой и, окружив Шыганака, подхватили его на руки и стали качать.
– Твое «нечистое» просо еще большие чудеса творит! – хлопнув Сергея по плечу, сказал Шыганак. – Теперь я тебя буду слушать во всем…
– Нет, мне придется вас слушать! – воскликнул Сергей. – Вот эта полосочка хуже всех. Я не велел ее укатывать катком. Вы все-таки оказались правы!
Ермагамбет обнял обоих.
– Оба вы правы, друзья, – радостно сказал он.
– 125 центнеров с гектара. Мировой рекорд! – объявил агроном. – Еще никто никогда и нигде не получал такого урожая».
Так Мустафин подчеркивает жизнесущность свободного, творчески облагороженного труда и поднимает вопрос о его важном месте в системе человеческих ценностей и потребностей. «Отец счастья – труд», – замечает Шыганак в одной из глав повести. Вряд ли будет ошибкою наше предположение, что наравне с самим просоводом-новатором центральным образом книги Мустафина является образ труда – организованной деятельности многих сотен людей, овеществленной и увековеченной в конкретных делах и свершениях на благо общества. В рабочих буднях, наполняющих сознание гордостью за кровную причастность к судьбе Отечества, находят свое счастье Шыганак и его товарищи. Даже будучи тяжелобольным, просовод-новатор думает о безграничности человеческих сил, и эта вера, свято хранимая им с юных лет, позволяет ему видеть осуществившимися самые смелые мечты и желания. Мы прощаемся с ним в момент раздумий о новом рекорде – вырастить 240 центнеров с гектара… И если, перелистнув последнюю страницу, попытаться определить основную идею повести, то лучше всего, на наш взгляд, она будет звучать следующим образом: трудное счастье – счастье труда.
Книга Габидена Мустафина стала этапной для развития казахской литературы. Свое дальнейшее развитие производственный жанр, у истоков которого стоял писатель, получил в романах «Темиртау» Зеина Шашкина, «Пламя» Зейноллы Кабдолова, «Я – рабочий» Жекена Жумаканова. Повесть «Шыганак», преисполненная внутреннего движения, и сегодня, несмотря на всю свою непритязательность, читается с огромным интересом. Притягательный, вдохновляющий образ главного героя достоин того, чтобы стать надежным учителем для молодого поколения казахстанцев. Ведь, как справедливо заметил однажды Виссарион Белинский, «зрелище жизни великого человека есть всегда прекрасное зрелище: оно возвышает душу… возбуждает деятельность!»
Источник: kazpravda.kz
